Деятельность
После окончания ВПШ стал управляющим Дагестанского консервного треста.
В 1950 переведён на должность секретаря Дагобкома КПСС.
С 1953 — зампредседателя Совмина Дагестанской АССР.
В 1957 возглавил Совнархоз Дагестанского экономического административного района.
После упразднения Совнархоза, в 1963 Шахрудин Магомедович Шамхалов перешёл в Совмин, на должность зампредседателя, затем — первым заместителем.
С 1970 по 1978 назначен Председателем Президиума Верховного Совета Дагестанской АССР.
С 1978 на пенсии.
Депутат Верховного Совета РСФСР.
Депутат Верховного Совета Дагестанской АССР.
Человек дела, мудрости и благородства
Мне приходилось общаться с высоким начальством Дагестана в силу того, что работал в аппарате обкома КПСС, но с Шахрудином Магомедовичем Шамхаловым (на снимке) я долго не был знаком. Я с ним познакомился после завершения истории с моей книгой «Мыслители Дагестана XIX и нач. XX вв.» (Махачкала, 1963). Именно в период шума, поднятого отделом пропаганды и агитации обкома КПСС и директором института ИЯЛ Дагфилиала АН СССР, наиболее отчетливо проявились его мудрость, уважение к человеку и тем молодым людям, которые проявили себя в различных областях жизни Дагестана.
Отдел пропаганды совместно с институтом ИЯЛ внесли на бюро обкома КПСС вопрос об изъятии нашей указанной книги якобы за идеализацию ислама, духовенства и патриархально-феодального прошлого. Еще до заседания членам бюро отдали экземпляры этой книги. После резко критического выступления М.Вагабова и оглашения негативных отзывов ряда ученых другие члены бюро предпочли молчать, а Ш.Шамхалов, по сообщению членов бюро, встал и заявил: «Я не знаю автора книги, и я не ученый, поэтому не могу судить, насколько объективно освещает он в книге вопросы, но можно сказать, что автор смелый и самостоятельно мыслящий ученый. Ссылаясь на работы мыслителей, он показывает, что Дагестан не был не грамотным краем, были и у нас ученые и мыслители. Абдурахман Даниялович, мне приходит в голову мысль, что не зависть ли к автору сказывается в выступлениях против него. Я считаю, что на бюро голосованием нельзя решать научные вопросы. Целесообразно вызвать автора и в научных кругах обсудить. И только тогда вернуться к этому вопросу, если будет необходимость». Вопрос о нашей книге трижды вносился на бюро. Меня отозвали из докторантуры и три дня «обсуждали» в институте ИЯЛ Дагфилиала АН СССР. К сожалению, ни один ученый не поддержал меня, в том числе те, кто сейчас считает себя лучшими исламоведами-востоковедами. После обсуждения было представлено в обком КПСС заключение: изъять книгу как идейно вредную. При поддержке московских научных институтов был снят арест с книги.
Общаясь с Шахрудином Магомедовичем, я убедился в том, что он не только умный и трезвый человек, носитель лучших горских традиций, но и большой дипломат, умело сочетавший в себе исторически сложившиеся традиции народов Дагестана. Представляется, что эти качества были у него в основном от природы, хотя немалое значение в этом могли иметь и процессы становления его как личности. Я не собираюсь судить о других сторонах жизни Шахрудина Магомедовича, хотя все, что я видел у них дома, свидетельствовало об их скромной жизни. Наша действительность показывает, что даже умнейшие люди, став высокими хакимами, теряют свои прежние качества, становятся высокомерными и недоступными. Несмотря на свое высокое положение и огромный авторитет Шахрудин Магомедович оставался простым, человечным и доступным. Общеизвестна его внимательность ко всем, с кем общался. Он постоянно опережал меня с поздравлениями к празднику или другими событиями в моей жизни. Не раз приглашал меня к себе на дачу в Ачи-су или домой. И столь же, даже более простая была его супруга – Мисай. Она встречала меня и других гостей с приятной улыбкой на лице. Шахрудин Магомедович интересовался моей научной деятельностью и радовался результатам. Так относился он и ко многим плодотворным ученым республики. По всей вероятности ознакамливался с книгами, которые я ему дарил, так как при следующей встрече он говорил о каких-то эпизодах из этих книг.
Ученые, религиозные деятели и представители интеллигенции республики часто говорят о преследовании творческой мысли при советской власти.
Советская власть была в ведении чиновников, и все, что делалось ими, квалифицировалось как установка этой власти. Особо сильно пострадали сферы жизни, подведомственные социально-политическим и идеологическим службам КПСС в Дагестане. Один из деятелей этой службы в Дагестане заявил мне, что он может найти аргументы не пропустить мои работы, если даже Генеральный секретарь КПСС скажет пропустить. Это было после критики его первым секретарем обкома за то, что не включил в план издания мою работу, хотя было его указание. Да, такое тогда было возможно. По этим вопросам мы обменивались мнением с Шахрудином Магомедовичем и он целиком согласился со мной.
Шахрудин Магомедович, умел и шутить. Однажды в воскресенье на дальнем пляже он подошел ко мне и сказал: «Мисей приготовила кадарский хинкал, поедем прямо отсюда к нам». Услышав наш разговор А. Пакалов (прокурор республики) обратился к нему: «Шахрудин Магомедович, нам нельзя придти на ваш хинкал?». Он выразил согласие и пригласил его с Пиртузиловым. Очень весело прошла наша встреча. Шахрудин Магомедович мастерски произносил тосты, много шутил.
Было еще одно обстоятельство, которое отличало его от всех руководителей республики. У него была хорошая память и умение своим отношением и неизменным вниманием вызывать ответные чувства и уважение. И после ухода на пенсию он оставался таким же уважаемым как и раньше, когда был вторым или третьим лицом в руководстве республики. Это меня удивляло. У нас уважают человека пока он на посту и на таком посту, который дает возможность либо помогать, либо вредить человеку. Могу смело сказать, что ни один из бывших руководителей республики после ухода на пенсию не пользовался у интеллигенции, да и населения таким уважением, как Шахрудин Магомедович. Это говорит о многом.
Я не буду здесь рассказывать о том, как много сделал он для республики, в том числе в получении средств для строительства промышленных предприятий и в строительстве их. Да и спорт республики почти всецело находился под его опекой.
Написать эту статью натолкнул меня ряд обстоятельств. К сожалению, у нас нет, как при советской власти, дифференцированного подхода к заслугам ушедших личностей. Так случилось и с Шахрудином Магомедовичем. Я не слышал ни одной передачи, не читал ни одной статьи о нем. Может быть и были единичные случаи, которые прошли мимо меня и миллионов дагестанцев. Недавно я взял в руки книгу Ш.Шамхалова «Дагестан: моя любовь и судьба», (Махачкала, 1995). Содержание этой удивительной книги убедительно свидетельствует о том, что он всем своим сердцем любил Дагестан и сделал не меньше, чем первые руководители Дагестана для его развития.
Правильно подчеркивается в предисловии к его книге, что с именем Ш.Шамхалова в республике связывают многие достижения в экономике и культуре нашего края. С горечью наблюдая за нынешним падением в народном хозяйстве республики, он вспоминает о времени шестидесятых годов, когда во многом благодаря умелому руководству, энтузиазму и патриотизму людей, Дагестан был на подъеме. Сберечь, сохранить от бездумного реформаторства богатство родного края – таков лейтмотив книги.
Источник: Дагестанская Правда
